В дверь робко постучали.
— Входите, — Виктор Степанович Лагутин, произнёс эту фразу, не отрываясь от документов, ибо знал, что сейчас в его кабинет втиснется начальник отдела кадров Василий Тихонович Охривенко. Об этом ему только что доложила секретарь по селекторному телефону. Впрочем, и без её уведомления Виктор Степанович мог безошибочно определить входящего, так как только Тихонович позволял себе столь немощное поглаживание двери, считая это действие ненавязчивым постукиванием.
Конечно, удовольствие лицезреть кадровика было малопривлекательным в силу разных причин, но начальнику инспекции выбирать особо не приходилось. Можно было, конечно, попытаться уволить эту «ошибку природы», но причин сделать это законно у Виктора Степановича не находилось. Несмотря на нелюбовь к своему подчинённому, Лагутин, был вынужден признать профессионализм своего кадровика. И действительно, проработав в должности начальника отдела кадров в разное время и на разных предприятиях, более тридцати лет, Охривенко являл собой ходячий цитатник инструкций и положений, касающихся кадровых вопросов и не позволял себе «вляпаться» как последний идиот. К тому же, последняя областная проверка, проведённая, к слову, не без просьбы Лагутина, не смогла уличить его даже в наличии орфографических ошибок в его документации. А жаль!
Дверь слегка приоткрылась и в образовавшуюся щель просунулась довольно плешивая голова, венцом творенья которой были лихо оттопыренные уши и невообразимо красный нос. При этом, Василий Тихонович был абсолютным трезвенником.
За головой в кабинет втянулось и тщедушное тело, облачённое в форменный мундир налогового инспектора, судя по нашивке — второго ранга. Собственно, кадровику «спецодежда» была не положена, но Охривенко был единственным человеком в инспекции, кто с упоением таскал на себе это зелёное «чудо текстильной мысли». Заставить снять с него мундир, было столь же нереально, как остальных работников обязать его носить. «Ладно, пусть балуется, — решил однажды Лагутин, после очередного разговора с кадровиком по поводу одежды, — всё же не самое идиотское увлечение в жизни».
— Разрешите потревожить?
— Да уж входите, — начальник инспекции всё так же не отрывался от бумаг. – Что Вы мне на этот раз хотите поведать Василий Тихонович? Только просьба – не витийствуйте, Вам это не идёт.
— Да уж какое витийствование, достопочтимый Виктор Степанович.
Начальник инспекции поморщился, но промолчал.
– Мы сейчас находимся на изгибе политических отношений, так сказать на переломном моменте в развитии страны и нашей…
— Василий Тихонович, давайте ближе к делу, надеюсь, Вы ко мне не для этого пришли? – прервал политинформацию своего подчинённого Виктор Степанович.
— Да конечно. Всё дело в том, что наша работа, как поётся в песне: «и опасна и трудна и на первый взгляд как будто не видна, только…».
— Василий Тихонович! Вы мне ещё Гимн спойте! Я Вас тогда на входе поставлю и заставлю петь перед началом рабочего дня с обязательным поднятием государственного флага! И вменю Вам это в обязанность!! Приказом!!!
Начальник инспекции, наконец-то оторвался от бумаг и перенёс своё внимание на создание в зелёном костюме. «Боже! За что мне это?! Я не доживу до его пенсии! Ещё семь месяцев и двадцать четыре дня!!!».
Охривенко, тираду шефа ознаменовал поднятием обеих рук вверх, видимо почувствовав себя пленным немцем под Сталинградом.
— Всё, всё, всё, — скороговоркой заговорил кадровик. — Только — по сути. Виктор Степанович, Вам конечно известно, что контингент нашей инспекции в основном состоит из представительниц прекрасного пола? То есть женщин.
«Это точно. На такую зарплату мужиков сюда не заманишь. Даже девками, — невесело подумал Виктор Степанович, вдруг с ностальгией вспомнив свою юность в областном аппарате, где мужиков было вдосталь и где можно было и хлопнуть по рюмашке, и поговорить по душам, сводя, рано или поздно, все разговоры к женщинам. – Эх, были времена!»
— Так вот, — продолжал Тихонович, — все женщины имеют тенденцию к созреванию и взрослению, что приводит их в состояние влюблённости, после чего следует обязательный процесс бракосочетания. Итогом всего этого становится внезапная беременность.
— Чёрт, Василий Тихонович, я думал, что Вы сейчас будете рекламировать женские прокладки «Олвейс». А Вы всего лишь перечислили биологические этапы развития человека, хоть и женщины. Поэтому вопрос: «К чему всё это?!».
На лице начальника инспекции прорезался некий интерес к собеседнику смешанный с изрядной долей сарказма.
— Да я о том, что у нас две сотрудницы ушли в декрет и теперь в наличии две вакансии. Их надо заполнить.
— Надо.
— Но в свете последнего письма Президента, нам надо заполнить вакансии молодыми, перспективными профессионалами, способными решать сложные задачи.
«Хм, молодой и профессионал – это уже из области фантастики».
— Я это знаю. Ваши предложения. Или у Вас уже есть готовые кандидатуры на замену выбывших из строя сотрудников?
— Есть, — улыбка озарила лицо Василия Тихоновича.
— Надеюсь, это мужчины? – в голосе начальника прозвенели тревожные нотки.
— Нет, конечно, но очень перспективные. Во-первых, обе молодые. Во-вторых, только что закончили институт, почти с красным дипломом, в–третьих….
— Подождите, что значит «почти»? Или с красным, или не с красным. Третьего не дано. В этом процессе нет промежуточного звена.
— Почти, это значит, что без троек, но, с четвёрками, которых всё же меньше чем пятёрок.
— Василий Тихонович, умеете Вы … вешать на уши. Ладно, что там у Вас в-третьих?
— В-третьих, у них нет никаких шансов уйти в декрет, — последние фразы начальник отдела кадров произнёс практически шёпотом. – Даже наш завхоз не смог смотреть на них больше десяти секунд. А Вы знаете нашего Петра Валериановича…
Конечно, Виктор Степанович знал возможности своего начальника административно-хозяйственного отдела – тот был редкий ходок по женской части. Если в инспекции звучит звонкий женский смех, там, можно не сомневаться: наличие Пети гарантировано. «Интересно, если наш завхоз не среагировал на новеньких, а он реагирует на всё, что в юбке, то, что же это за красавицы?». Начальник инспекции, впервые за время беседы с интересом посмотрел на кадровика.
— Ну что ж, заинтриговали. Видите своих перспективных.
Тихонович мечтательно улыбнулся и посеменил к выходу. Дверь вновь слегка приоткрылась, и начальник отдела кадров просунулся в образовавшуюся щель, оставив шефа наедине с собственной филейной частью. Любоваться, прямо скажем, было не чем.
Наконец, после непродолжительных переговоров с той стороны двери, сторонам удалось прийти к определённому компромиссу. Дверь распахнулась настежь и Василий Тихонович, как истинный джентльмен, пригласил в кабинет новых сотрудниц. Улыбка не сходила с его лица, грозя охватить всё пространство от уха до уха.
«Что это его так бодрит не по-дет… Боже!!!»»
Начальнику не удалось закончить мысль. От увиденного перехватило дыхание. Виктор Степанович, вдруг почувствовал мерзкий зуд по спине, называемый в народе «мурашками». Он не смог сдержаться и поёжился, чувствуя при этом, как волосы по всему телу вздыбились. Но только волосы.
Давно Лагутин не испытывал такого шока. А ведь удивить его чем-то было делом довольно сложным. Бывший опер, пришедший в налоговую инспекцию после выхода на пенсию из органов МВД, он повидал всякое. Были в его жизни и трупы с расчленёнкой, и разложившиеся «жмурики», и «бомжей» приходилось отлавливать по молодости. Это потом, уже достаточно прослужив, Виктор Степанович перебрался в «элитный» ОБЭП, где контингент нежный, интеллигентный, готовый всегда расстаться с частью незаконно полученного в пользу незаконно берущего. Но в молодости было всякое. И всё же, даже в те, уже далёкие времена, он не испытывал такого чувства всеохватывающей тревоги.
Обе, вошедшие в кабинет, девушки, уже сами по себе в отдельности вызывали у окружающих чувства сострадания, жалости и любопытства. Но две вместе….
«Извращенец!» — первое, что выдал парализованный мозг поле шока, вызванного увиденным. «Нет, грязный извращенец» — Виктор Степанович стал понемногу приходить в себя.
— Разрешите представить. – Начальник отдела кадров повёл рукой, сотворив жест продавца, показывающего свой товар. – Шляпникова Антонина Николаевна и Грушина Алевтина Всеволодовна. Прошу любить и жаловать!
«Это я тебя заставлю их любить вместе и поодиночке, — мысль родилась сама собой, и тут же мозг дополнил — Весь рабочий день. И в субботу в приказном порядке!»
Виктор Степанович посмотрел на юных дев и вновь не сумел сдержать зуд по телу. Правда, волосы уже дыбом не встали. «И то хорошо», — рассудил шеф.
Шляпникова Антонина оказалась девушкой с ростом чуть выше 150 сантиметров и, примерно, с таким же весом, но в килограммах. Фигура её … Собственно говоря, фигуры, как таковой у неё не было. Огромная всепоглощающая масса. Начальнику почему-то вспомнился один знакомый портной, который в подобных случаях всегда спрашивал клиента: «И где будем делать талию?» В отношении Антонины, талию можно было делать где угодно.
Но пугало не само мощное тело – мало ли людей страдающих избыточным весом, пугало то, как хозяйка его преподносила окружающим. Только отсутствие каких либо комплексов могло заставить её втиснуть всё это добро в обегающий джинсовый костюм белого цвета. «Неужели существуют такие размеры? Или шили на заказ? Сколько же материи на него ушло?!» — Виктор Степанович задал сам себе эти вопросы и тут же оставил их без ответа. Белый цвет подчеркнул каждую складку, каждое жировое отложение Антонины, придав в свете прозрачности ткани иллюзию обнажённости. Лагутин не мог поверить в реальность происходящего и неотрывно смотрел на выпирающие формы. Не как мужчина – как исследователь неведомого в анатомическом мире. «Стоп! А где у неё грудь?», — этот вопрос, как и все предыдущие, остались на стадии осмысления. Три складки на «талии» можно было спокойно принимать за то, о чём так грезят мужчины в порыве страсти. «Наверное, та, что повыше, хотя… возможны варианты».
Наконец, Виктор Степанович оторвал взгляд от девичьей «фигуры» и с тоской посмотрел на лицо Шляпниковой. Увиденное было не менее фантасмагорично, нежели туловище — круглое как луна лицо, уши, нос, несколько мясистый, но уже не могущий ничего испортить в облике Антонины, рот, с полными губами и глаза, спрятанные за круглыми очками, в роговой оправе – а-ля 40-е годы. Всё это венчалось короткой мальчишеской стрижкой «под ёжик».
«В наше время такого не было, чтоб девчонка…, — начал было Лагутин углубляться в воспоминания, но вовремя остановился. – Эх, было время, всё про…»
Второй экземпляр оказался не менее колоритен, нежели первый. Алевтина Грушина была высока, под метр восемьдесят пять, но вес… Даже в Майданеке, Освенциме и Бухенвальде фашистские изверги не доводили своих узников до такой степени истощения – что-то человеческое в их душах всё же оставалось. На взгляд начальника инспекции весу в выпускнице экономического вуза было не более тридцати килограмм. Если и это набиралось – мог и ошибиться.
Когда-то, в детстве, Алевтина, насмотревшись модных журналов, поставила себе целью стать фотомоделью. Для её достижения она села на жесточайшую диету и лет с 12 морила себя голодом. В итоге к периоду совершеннолетия и женского созревания она представляла собой ходячее анатомическое пособие для студентов медицинских вузов. Поклонников среди мужчин у неё не было, но это не слишком огорчало Алевтину – она упорно шла к своей мечте. Правда, предложений поучаствовать в показах к ней не поступало, но все модельные агенства в радиусе 200 километров были
В конце-концов, Всевышний, видимо из жалости к Алевтине, дал ей шанс для исполнения давней девичьей мечты. Однажды, один нетрезвый «кутюрье» местного пошиба с поганялом «Юдайцев» заприметил её в кафе «Орхидея», где она с однокурсниками отмечала сдачу очередной сессии со стаканом минеральной воды, и предложил ей заплетающимся голосом участие в дефиле. Возможно, он имел в виду что-то другое, но профессиональный сленг взял верх над разумом в состоянии автопилота. Как бы то ни было, но отказать напору юной мечтательницы на следующий день, уже трезвый мастер «иглы», был просто не в силах – голова с похмелья болела жутко.
Алевтина была заявлена на показ осенне-летней коллекции. Это был её первый и последний выход на подиум. То ли ассистенты в запарке не учли особенностей телосложения Алевтины, то ли «кутюрье» решил отыграться, но перед публикой, пришедшей на просмотр, Грушина вышла в супер-эротическом наряде, состоящем из тончайших трусиков и совершенно прозрачной накидки. Весь проход её занимал не более тридцати секунд, но они потрясли зал.
Алевтина прошла по подиуму в гробовой тишине. И если бы не истерический плач ребёнка в завершающей стадии, когда она уже практически исчезла за кулисами, то можно было подумать, что зрители в зале просто скончались от разрыва сердца. Все. Одновременно.
В итоге, показ был полностью сорван: зрители так и не смогли придти в себя и на далее происходящее действо реагировали очень слабо. Не смог оправиться от потрясения и «Юдайцев» — продать коллекцию не предоставлялось возможным. Разве что с огромной скидкой. Простить это Алевтине он не смог и двери в мир моды для неё захлопнулся. По крайней мере сейчас и в этом городе. Но мечта Грушиной сбылась – она участвовала в настоящем дефиле!
И вот теперь Алевтина стояла перед Виктором Степановичем. Рядом стояла Тоня Шляпникова, нервно теребя ручку сумки. Пауза затягивалась. Наконец начальник инспекции «налюбовавшись» на стоявших девушек, решил прервать молчание.
— Присаживайтесь. – Лагутин кивнул головой, как бы разрешая им сесть. Так, на всякий случай, если бы сказанного было недостаточно для понимания.
Но девушки оказались сообразительными и повторять просьбу не пришлось. А вот Василия Тихоновича, сказанное начальником, привело в замешательство. Он так и не понял: относилось ли предложение присесть только к девушкам или он имел к нему тоже какое-то отношение. Поэтому, подёргавшись на полусогнутых ногах, начальник отдела кадров решил всё же остаться стоять – может надо будет чего шефу. И не прогадал.
— Давайте личные дела, — Виктор Степанович протянул руку в направлении Охривенко.
Кадровик тут же передал в руку шефу две, пока ещё тощие папки и замер в ожидании. Первым было личное дело Шляпниковой. Открыв его, Лагутин посмотрел на фото. «Да уж, если фотограф талантлив, то даже из Антонины он может сотворить настоящего монстра для фильмов ужаса». Дальше следовала краткая автобиография, основными вехами которой были окончание детского сада № 114, средней школы № 98 и местного экономического института со специальностью «экономист» (практически все выпускники этого вуза имели подобное звание независимо от выбранной специальности).
— А это, что такое? — вопрос адресовался начальнику отдела кадров, но девушки, почувствовав угрозу в голосе, дружно заёрзали.
Василий Тихонович суетливо пододвинулся поближе к столу и, склонив голову набок, попытался прочесть бумажку, что лежала перед начальником инспекции.
— А, это согласование с отделом коррупции.
— Что уже подписали? – Лагутин удивился, ибо на согласование с «собственными коррупционерами» уходило не менее двух месяцев, а то и более.
«За неделю согласовали?! Даже меньше! Невероятно! Хотя, принеси мне дело с такой фотографией, я бы тоже долго не тянул с подписью. А личное знакомство вообще сократил».
— Да уж, вошли в наше тяжёлое положение и провели проверку в рекордные сроки, — Василий Тихонович был явно доволен собой.
«Не иначе как снял «бабки» с «убогих», — вдруг посетила начальника инспекции мысль. – Точно! Вот паршивец! То-то я смотрю как ты резвишься. Ах, Тихонович, ну держись!»
В душе Лагутина проснулось старое, уже основательно подзабытое чувство, присущее каждому оперу, даже ушедшему на пенсию. Чувство охотника идущего по следу жертвы, когда он знает, что никуда от него она не денется.
«Расколю засранца! Гадом буду!» — Виктору Степановичу, вдруг стало настолько хорошо, что он непроизвольно улыбнулся. Кадровик, увидев реакцию шефа, принял её на свой счёт и расплылся от удовольствия.
— Ну, что ж, надеюсь, Вы понимаете, в какой структуре Вам придётся работать? – обратился Лагутин к оробевшим девушкам. – Вы должны понимать всю ответственность, которое государство возложило на Ваши плечи. От Вашей работы зависит благосостояние всего нашего народа. Каждая копейка, поступившая в бюджет – это медицинское обслуживание, образование, культура нас и наших детей.
Виктор Степанович распалился и начал нести такую чушь, в которую сам уже давно не верил. Но, глядя в испуганные и, в то же время восторженные де6вичьи глаза заводился всё больше и больше. Наконец, дойдя до выдающейся роли Президента в деле становления налоговой службы, Лагутин пришёл в сознание и прекратил нести ахинею. Однако результат его проповедь принесла – юные «красавицы» были явно в шоке.
«Да, эко меня занесло», — подумал Виктор Степанович, глядя на испуганные девичьи лица. Ему повезло, что он не посмотрел на своего подчинённого по работе с персоналом (так официально назывался начальник отдела кадров). На лице Василия Тихоновича застыла целая гамма чувств. Здесь было и удивление (это ж надо такое морозить — взрослый человек, а прёт…), и восхищение (как девок то шуганул, тем, небось, уже и подгузники менять надо), и страх (а вдруг на полном серьёзе молотит?). Если бы Виктор Степанович, всё это увидел, то выбора, кроме как убить своего подчинённого у него не оставалось (шутка).
Ещё раз бросив взгляд на будущее пополнение, начальнику неожиданно пришла в голову шальная мысль.
— А где у нас бере…, вакансии?
— В физлицах и аудите, — Тихонович давно ждал этого вопроса.
— Хо-ро-шо, — нараспев протянул Лагутин, погрузившись в свои мысли.
«А, что если их вместе да на проверку? Если я офигел, то что говорить о предпринимателях? Это будет убойная парочка! – у шефа проснулся небывалый энтузиазм. – А в придачу к ним, этого… из налоговой милиции, страшненького такого, эх, фамилию забыл. Знакомый рыночник ещё на него жаловался, мол не посылай на проверки больше этого урода. Классная команда будет!»
— Ну, так что, есть ли у Вас желание поработать на благо державы, — подытожил руководитель службы и хитро улыбнулся.
После пережитого и услышанного обе девушки уже были в состоянии полной боевой готовности. Сил ответить отказом не осталось. Поэтому синхронное «Да!» показалось обоим вздохом облегчения. Главное было выйти из этого кабинета, а дальше… Будущее было в тумане.
— Тогда оформляйтесь, — бодро закончил собеседование Виктор Степанович и погрузился в созерцание документов на своём письменном столе, давая понять, что аудиенция закончена.
Девушки встали (лучше бы сидели) и несуразная пара потянулась к выходу. Туда же последовал и начальник отдела кадров, как истинный кавалер завершая шествие.
— А Вас, Василий Тихонович, я попрошу остаться.
Сердце, почки, селезёнка и лёгкие кадровика ушли в пятки…