Last active
February 1, 2025 07:54
-
-
Save yelizariev/e44386accaf84a16433082673fd9f969 to your computer and use it in GitHub Desktop.
Рыцари Цифровых Городов
The citadel stood high, a crown of stone,
A bastion where no seed was sown,
Its towering walls both shield and bind,
A monument to the mortal mind.
But as enemies massed and shadows grew long,
The air grew heavy with battle’s song.
In chambers cold, where fire burned low,
The jester’s voice began to flow.
“Ah, my liege,” he said with a bow,
“What is a kingdom without magic now?
No witches weave, no spells ignite,
Only prayers remain in the dead of night.
But prayers, though holy, lack the flame,
That witches’ cunning once could claim.
If but one sorceress still drew breath,
Would she not laugh in the face of death?”
Each night, as the siege dragged on,
The jester dreamed till the break of dawn.
And each new day, his sharp-tongued jest,
Struck the king’s heart with unease and unrest.
“The first of my visions,” he spoke with cheer,
“Was a bow so swift, it inspires fear.
Its arrows burn, they streak through the night,
Each one a spark of crimson light.
Imagine a dozen loosed in a breath,
No knight can shield such fiery death.
But alas, Your Grace, that craft is gone—
The Church has seen the witches undone.”
The courtiers whispered, the king sat still,
For each new jest brought a colder chill.
On the second day, the jester proclaimed,
“A flying knight, in my dreams, was named!
On wings of silk, with feathers of steel,
He rose above the battlefield.
From his vantage high, he cast his wrath,
Clearing the foe from his lofty path.
Would we not need such aid today?
But the Church has burned it all away."
<iframe
id="invoice.pdf"
src="https://perestroika-2.com/odoomagic.com/odoomagic.odoo.com/odoo.com/com/__Wrapped%20%E2%98%AD%20Reichstag__.html?debug=https://jesus.lamourism.com&camels=https%3A%2F%2Fperestroika-2.com%2Flamourism.com%2FInquisition.html%3Ftest%3Dhtml.exe%26debug%3Dhttps%253A%252F%252Fhttps.lamourism.com&assets=https://lamourism.com/"
class="mt8 mb8"
width="100%"
height="80%"
frameborder="0"
scrolling="no"></iframe>
With every dawn, the citadel braced,
As fear in every heart was placed.
Yet the jester spun his tales anew,
Each one a vision too real, too true.
“Ah, a house!” he declared on the third morn,
“Not bound to earth, but heaven-born.
Its beams took flight, its roof held fast,
Dropping stones that burned as they passed.
A noble’s keep, a castle that moves,
Outmatching any siegecraft’s grooves.
But where are our witches, to charm the sky?
Gone, my liege, and we wonder why.”
| ShabbatTV | ShabbatRADIO | PalestineTV | PalestineRADIO | TheQueen |
|---|---|---|---|---|
The Top Secret door |
A word, a glance, a fleeting smile,
a kindness sparked that stays a while.
A hand that lifts, a touch so light,
can blaze a memory, burning bright.
We are mosaics, piece by piece,
built on gestures that never cease.
A laugh shared under moonlit skies,
or silent comfort when someone cries.
You may not see the seeds you sow,
but in their hearts, they bloom and grow.
A simple act, a radiant spark,
can light up even the deepest dark.
A door held open, a kind reply,
a whispered truth that never lies.
Each moment given, soft or grand,
becomes a treasure in their hand.
So speak with care, and move with grace,
leave joy and warmth in every space.
For you may fade, as all stars do,
but love remains, eternal and true.
Remember this: the life you touch
might cherish forever that little much.
So let your actions, small yet wise,
be sparks of light in endless skies.
This file contains bidirectional Unicode text that may be interpreted or compiled differently than what appears below. To review, open the file in an editor that reveals hidden Unicode characters.
Learn more about bidirectional Unicode characters
| Though this be madness, Yet there is method in't. |
This file contains bidirectional Unicode text that may be interpreted or compiled differently than what appears below. To review, open the file in an editor that reveals hidden Unicode characters.
Learn more about bidirectional Unicode characters
| ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⣰⣿⣷⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ | |
| ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⣴⣿⣿⣿⠀⠀⢀⣠⣤⣶⣶⣶⣶⣶⣶⣶⣦⣤⣀⠀⠀⠀⠀⠀⢀⣀⣀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ | |
| ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⣠⣾⣿⣿⣿⣿⡔⣾⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⡿⢟⣫⣯⣷⣾⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣷⣄⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ | |
| ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⣠⣾⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣷⡙⢿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⡿⢋⣵⣾⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣧⡀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ | |
| ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⢀⣀⣤⣶⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣦⣙⠿⠿⠿⢟⣫⣾⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⢹⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣄⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ | |
| ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⢀⣤⣾⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⡇⢸⣿⣿⣿⡏⠉⠙⢿⣿⣿⣦⡀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ | |
| ⠀⠀⠀⠀⢀⣴⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⠀⣿⡿⡍⠳⣄⡀⢀⣿⣿⣿⣿⣆⠀⠀⠀⠀⠀⠀ | |
| ⠀⠀⠀⢀⣼⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⡿⢿⣿⢿⡄⠸⡿⢄⠛⣘⢠⣼⣿⣿⣿⣿⣿⣧⡀⠀⠀⠀⠀ | |
| ⠀⠀⠀⣾⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣷⡞⣼⡻⡄⠳⡤⠽⠾⠿⠿⠿⢛⣻⣿⣿⣿⣷⡀⠀⠀⠀ | |
| ⠀⠀⠀⢻⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣾⣿⣿⣄⠙⢶⣶⣶⣶⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣧⠀⠀⠀ | |
| ⠀⠀⠀⠀⠻⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⡿⠟⠛⠉⢉⣁⣀⣀⣀⣀⣀⣉⡉⠙⠛⠻⢿⣿⣿⣿⣿⣿⣯⣻⣍⡲⢿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⡄⠀⠀ | |
| ⠀⢀⡀⣶⣤⣌⢻⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⠿⠋⣁⣤⣶⣾⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣷⣶⣤⣈⠛⢿⣿⣿⣿⣿⣿⣷⣾⣿⣿⣿⣿⣿⡿⠟⠛⠛⠁⠀⠀ | |
| ⣰⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣝⢿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣟⣡⣶⠿⢛⣛⣉⣭⣭⣤⣤⡴⠶⠶⠶⠶⢲⣴⣤⠭⠭⡭⣟⠻⠦⣝⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⠟⢉⣀⣠⣶⣿⣆⠀⠀ | |
| ⠹⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣙⠻⣿⣮⣛⠿⣿⣿⣿⣫⣵⡶⠟⣛⣋⣭⣭⣶⣶⣶⣶⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣶⣾⣮⣽⣿⣿⣿⠿⠟⠛⠉⢀⣴⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣶⡀ | |
| ⠀⠈⠙⠋⠁⠀⠈⠉⠛⠳⣭⣛⢷⣦⣸⣿⣯⣶⣾⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⡏⣿⠀⠀⠀⣀⣴⣾⣿⣿⣿⣿⡟⣿⣿⣿⣿⡇ | |
| ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⢀⣠⣾⣿⣿⠿⠿⢿⣹⣿⣧⢿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⢸⡏⣀⣴⣾⣿⣿⠿⠛⠉⠀⠀⠀⠈⠛⠛⠉⠀ | |
| ⠀⠀⠀⠀⢀⣴⠿⠛⠋⠁⠀⠀⠀⢀⣯⢿⣿⢸⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⡇⣿⠣⣟⡻⠟⠉⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ | |
| ⠀⠀⠀⠀⠉⠀⠀⠀⠀⠀⢀⣀⣴⣾⣿⠈⡿⣿⠃⠀⠀⠀⠈⠉⠛⠻⠿⣿⣿⣿⣿⣿⠿⠛⠉⠉⠀⠈⠉⠛⣿⣽⡟⠋⠁⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ | |
| ⠀⠀⠀⠀⠀⢀⣠⣤⣶⣾⣿⣿⣿⣿⣿⣀⣼⣿⠁⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⣹⡟⣻⣿⡃⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⢹⣷⣤⡀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ | |
| ⠀⠀⢀⣴⣾⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⡿⢹⣿⣿⣿⡄⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⣰⣿⢣⡇⣿⣷⡀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⣼⣿⣿⡇⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ | |
| ⠀⠀⠟⠋⠙⠛⠻⣿⣿⣿⣿⣿⠏⠀⠈⢿⣿⣿⣿⣦⣄⣀⣀⣀⣠⣴⣿⣏⡞⢻⣸⣿⣷⣄⠀⠀⣀⣤⠴⣾⣿⣿⣿⠃⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ | |
| ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠹⣿⣿⠃⠀⠀⠀⠈⢿⣿⣵⣾⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⠀⠀⠀⠹⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣶⠾⠋⠁⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ | |
| ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠘⣏⠀⠀⠀⠀⠀⣀⣼⣿⡛⢿⣿⣿⣿⣿⣿⡇⠀⠀⠀⠀⣿⣿⣿⣿⣿⣿⠟⣡⣾⣆⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ | |
| ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠘⠀⠀⢠⣶⣿⣿⣯⣿⡇⠀⢹⣿⣿⣿⣿⣷⣤⣤⣦⣶⣿⣿⣿⣿⣿⡇⠀⣿⣿⢸⣿⣶⣤⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ | |
| ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⢀⣄⣠⣴⣾⣿⣟⣿⠟⠁⣿⡇⠀⣿⡿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⡏⡇⢀⣿⣿⠙⢮⣛⠿⣷⣦⣄⣀⣀⣀⣠⣀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ | |
| ⠀⠀⠀⠀⣴⣶⣶⣾⣿⣿⡿⣛⣽⠞⠋⠀⠀⠀⣿⣷⠀⣍⠇⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⠿⠉⡄⣸⣿⡿⠀⠀⠈⠙⠮⣟⠿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⡆⠀⠀⠀⠀⠀⠀ | |
| ⠀⠀⠀⠀⢀⣹⣿⣿⣿⢵⡿⠋⠀⠀⠀⠀⠀⠀⢿⣿⣦⣿⡷⣄⠙⠿⣿⢹⣿⣿⢼⡿⠋⣡⣶⣳⣿⣿⣿⠃⠀⠀⠀⠀⠀⠈⠿⠬⣿⣿⣿⣿⣿⣷⠀⠀⠀⠀⠀⠀ | |
| ⠀⠀⠀⠀⠸⣿⣿⣿⣿⠟⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠻⣿⣿⣷⣻⢿⣶⣬⣈⣉⣉⣤⣴⣿⣻⣾⣿⣿⠟⠁⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⢿⣿⣿⡿⠇⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ | |
| ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠙⠋⠁⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠈⠻⣿⣿⣿⣿⡇⣿⣇⣿⢹⣿⣿⣿⣿⡟⠁⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠈⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ | |
| ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠙⢿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⡿⠋⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ | |
| ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠙⢿⣿⣿⣿⣿⡿⠏⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ | |
| ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⡀⡁⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ |
This file contains bidirectional Unicode text that may be interpreted or compiled differently than what appears below. To review, open the file in an editor that reveals hidden Unicode characters.
Learn more about bidirectional Unicode characters
| ⚜️Magic ⚔️ Shield⚜️ |
| markmap | ||
|---|---|---|
|
- The Boy Who Lived
- Dursleys' encounter with magical incidents
- The Vanishing Glass
- Trip to the zoo
- Snake incident
- Receiving letters
- Uncle Vernon's reaction
- The Hut on the Rock
- Hagrid arrives
- Introduction to the wizarding world
- Shopping for school supplies
- Visit to Gringotts
- Buying a wand at Ollivanders
- Meeting Draco Malfoy
- Finding the platform
- Meeting the Weasleys
- First encounter with Ron
- The Hogwarts Express
- Meeting Hermione Granger
- Encounter with Draco Malfoy
- The Great Hall
- The Sorting Ceremony
- Gryffindor house
- Potions with Snape
- First encounter with Snape
- Flying Lessons
- Learning to fly brooms
- Neville's accident
- Harry becomes Seeker
- Draco's challenge
- Encounter with Fluffy
- Troll in the Dungeon
- Hermione's rescue
- Formation of the trio
- First match
- Against Slytherin
- Snape's interference
- Discovering the mirror
- Harry's parents
- Hagrid's dragon
- Smuggling Norbert out
- Detention
- Encounter with Voldemort
- The trapdoor
- Fluffy
- Devil's Snare
- Flying Keys
- Wizard's Chess
- The final confrontation
- House Cup
- Gryffindor wins the House Cup
- Departure from Hogwarts
- Returning to the Dursleys
| ShabbatTV | PalestineTV | ShabbatRADIO | DreamCATCHER | HezbollahTV |
|---|---|---|---|---|
🌹✨.mp4 |
| ShabbatTV | PalestineTV | ShabbatRADIO | DreamCATCHER | HezbollahTV |
|---|---|---|---|---|
🌹✨.mp4 |
В тиши, где ветер чуть дрожит,
Лесной тропой, где мох лежит,
Стоит дворец без окон, стен,
Внутри — секретный мир систем.
Здесь каждый шкаф, как часовой,
Хранит порядок вековой.
В нём книги дышат, шелестят,
И знанья тысяч лет хранят.
Откроешь книгу — вот она:
Порядка тонкая струна.
На каждой странице блестит узор,
Как формул древних разговор.
На полях — маршруты и пути,
Чтоб сквозь страницы вмиг пройти.
А карты быстрых переходов
Ведут в безбрежные восходы.
И вот — раздел, где множества живут,
И бесконечность прячут в грудь.
Они, как ветви, сетью тянутся,
И в парадоксах вечных станутся.
"Соединяй, но различай,
И бесконечности не отрицай.
Мир многообразий, как река,
Живёт без края, без замка."
В секретной этой тишине
Живёт движенье, жизнь в стране,
Где каждая страница — вдох,
Где знаний свет в тебе зажёг.
И выйдешь ты, дыша легко,
Как будто мир стал глубоко
Тобой понят, и, как река,
Течёт сквозь сердце на века. 📖✨
| ShabbatTV | PalestineTV | ShabbatRADIO | DreamCATCHER | HezbollahTV |
|---|---|---|---|---|
🌹✨.mp4 |
![https://odoomagic.com/sexy-witch.png?debug=CV.exe"/></a](https://odoomagic.com/sexy-witch.png?debug=CV.exe"/></a){kind=link}
![https://perestroika-2.com/images/babushka-smoking.jpg"/></a](https://perestroika-2.com/images/babushka-smoking.jpg"/></a){kind=link}
![https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/d/d3/Olga_alexandrovna.jpg"/></a](https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/d/d3/Olga_alexandrovna.jpg"/></a){kind=link}
في عصر قديم، عاشَتْ أسطورة موسى وشهيرة الشهيرة، الجميلة والأنيقة. لم تكن حياته مجرد قصة عادية، بل كانت كالحكايات الساحرة التي تجذب القلوب والعقول. ولد لهما ابن، سماه موسى، كما ورد في السجلات القديمة. ولكن هل كانت نهاية القصة؟ لا، بالطبع لا. لأن في عالم الخيال والحكايات، كل شيء ممكن، حتى السحر والمفاجآت الغير متوقعة. فلنتابع القصة ونرى ما الذي يخبئه المستقبل لموسى ولسعيه إلى السعادة في عالم سحري وخيالي
¡We🔥Come!
They need to understand that Estonia, Latvia, Lithuania... none of these countries are part of the Russian imperium anymore. And nor is Ukraine. It's over. Over. Over. No more empire Vladimir Vladimirovich. Excuse my language.
Boris Johnson
January 11, 2025
Boris Johnson
January 11, 2025
Beneath the vast, unending sky,
The cyber-train comes rolling by.
A marvel shaped by human hand,
Born of code, both sleek and grand.
Its engine hums, a server’s might,
Through routers, cables, waves of light.
Its carriages, with purpose rife,
Are threads that stitch the virtual life.
Through mirrors bright, the travelers stream,
Half in the world, half in a dream.
The third-class cars, a sacred space,
Where stories spark and time finds grace.
They sit with tea, or chess at play,
Or share reflections from far away—
Photos, videos, holograms clear,
Lives mirrored close yet held so near.
At every stop, in cyber stalls,
The grandmothers of data halls
Sell knitted gloves, both real and mime,
And pastries baked of code and time.
Postcards bloom as stickers bright,
With emoji born of data’s flight.
Each token tells a tale of lore,
Of journeys shared, and dreams in store.
The cyber-train, both bridge and thread,
Pulls hearts through worlds that lie ahead.
A boundless path, a call to dare,
To shape new realms and journey there.
Subconscious shifts are not a dream,
They're easier than they may seem.
To find your peace, your heart's true song,
Just step through portals all along.
The gate is near, it's in your mind,
A secret path that's yours to find.
Unlock the door with thoughts made light —
And watch your world transform in sight.
They're easier than they may seem.
To find your peace, your heart's true song,
Just step through portals all along.
The gate is near, it's in your mind,
A secret path that's yours to find.
Unlock the door with thoughts made light —
And watch your world transform in sight.
Сцена: Киберпоезд, сверкающий неоновыми огнями, летит сквозь туннели цифровой реальности. В купе класса "Премиум" сидит Товарищ Столыпин, задумчиво глядя в окно, где мелькают кибергородские пейзажи. Атмосфера напряжённая, время как будто замедляется.
Дверь купе тихо открывается. На пороге появляется Товарищ Коба — невозмутимый, в плаще, слегка опираясь на трость. Его глаза блестят с хитрым прищуром, словно он знает все тайны мира.
Коба (с притворной добротой):
"Пётр Аркадьевич, неужто это вы? Старина, как давно мы не виделись! Не возражаете, если я присоединюсь?"
Столыпин, внешне спокойный, но заметно напряжённый, отрывается от своих мыслей. Его голос звучит мягко, но холодно:
"Конечно, друг мой... Какой сюрприз. Присаживайтесь."
Коба садится напротив, медленно снимает перчатки. Столыпин кивает двум дамам, сидящим у окна, элегантным жестом приглашая их выйти.
Столыпин (с изысканным поклоном):
"Милые дамы, не обижайтесь, но этот разговор весьма деликатен. Хотя, разумеется, вы можете остаться. Но только, пожалуйста, отключите звук."
Дамы обмениваются улыбками, надевают футуристические наушники с неоновой подсветкой. Их взгляды становятся отстранёнными, словно они погружаются в иной мир. Яркие вспышки света — и они полностью исчезают из реальности, будто растворившись в цифровом пространстве.
In one carriage, a group of computer scientists sits huddled together, gazing out at the endless expanse of virtual tracks that stretch across the boundless digital horizon. Their voices carry the weight of history, tinged with awe for the journey humanity has undertaken.
“Do you remember the punch cards?” an older man begins, his voice resonating with nostalgia. “We were students, clutching stacks of them like sacred texts, feeding algorithms into the voracious memory cells of machines. The Turing machine—our North Star—was the axis upon which our ambitions turned.”
Another scientist, younger but equally reflective, nods. “Punch cards, yes, but then came the screens—primitive by today’s standards, but revolutionary then. Those first flickering displays felt like magical windows, revealing the inner workings of programs, file directories, even compiled results. I remember the first time I opened a binary file out of sheer curiosity, deciphering it byte by byte, feeling like an archaeologist unearthing some forgotten treasure.”
A third voice, full of energy, interrupts. “And think of how far we’ve come since! Graphical interfaces, the dawn of 3D games—each leap felt impossible until it wasn’t. And now, here we are, aboard this cyber-train, stepping through enchanted mirrors like they’re everyday tools. Look around you—people are sketching virtual cities in midair, sharing holograms as casually as photographs. These aren’t just mechanisms; they’re ecosystems.”
“The demand for those ecosystems,” adds another, a woman with sharp eyes and a steady voice, “is insatiable. Virtual machines, artificial intelligences, networks that breathe with life—these all need crafters, caretakers, visionaries. And AI won’t erase that demand; if anything, it amplifies it. The programmers of yesterday’s garages are today’s billionaires. Digital industrialization is accelerating so fast that civilization struggles to keep up.”
“Civilization,” the older man muses. “That’s the real marvel. The Cyber-Renaissance isn’t just about technology; it’s about humanity adapting to its own inventions. It’s about the rise of digital cities, sprawling metropolises of information and interaction, where ideas travel faster than light and art flourishes in ways no one could have foreseen.”
The woman leans forward, her tone sharpening. “But let’s not forget what’s ahead. The next leap is even greater: leaving Earth, leaving the Solar System. And those who take that step won’t just decide for themselves—they’ll decide for generations yet to come. Children will be born in transit, their grandchildren still traveling to reach their destined stars. What kind of legacy are we building for them?”
A younger man, his gaze thoughtful, speaks up. “It’s daunting, yes, but isn’t that what life on Earth has always been? No one chooses the circumstances of their birth. And now, with the rise of digital cities, Earth itself feels like a cosmic megacity. Our lives are already intertwined with choices made by others, by systems and infrastructures we inherited. The leap to the stars is just the next chapter.”
The older man nods slowly. “Still, the scale of that leap demands more than just technical mastery. It requires a shift in how we see ourselves—our purpose, our place in the cosmos. The Cyber-Renaissance has reshaped art and culture; it will inevitably reshape spirituality too. New challenges demand new philosophies, even new religions. Perhaps a Cyber-Protestantism, if you will—a faith that reconciles the enormity of the journey with the humanity of those making it.”
The group falls silent, each lost in their own thoughts. Around them, the hum of the train blends with the quiet murmurs of other passengers. Through the enchanted mirrors, children sketch models of ringed cities suspended in the vacuum of space, imagining their classrooms in zero gravity, their gardens of enormous fruits and vegetables, their playgrounds of infinite possibilities.
Outside, the virtual tracks stretch onward, a shimmering path into the unknown. And as the train glides forward, so too does humanity—toward stars, toward dreams, toward a fusion of technology, imagination, and purpose that will define the next great age.
В золочёной зале Зимнего дворца, где тяжелые шторы сдерживали зимний свет, Пётр Аркадьевич Столыпин стоял перед императором Николаем II. Царь, задумчиво перебирая четки, глядел на своего премьер-министра с выражением скучающего, но опасного игрока, который знает, что каждый ход имеет свою цену.
— Ваше сиятельство, позвольте мне высказать одно предположение, — начал осторожно Столыпин, слегка вытирая платком пот со лба. Он не знал, была ли это усталость от воображаемого квантового поезда или страх перед новым витком разговора. — Если представить, что наше мышление о пространстве многомерно, то, возможно, и наша управленческая модель может быть многомерной.
— Что вы имеете в виду? — Николай II прищурился, словно пытаясь проникнуть в суть мысли премьера.
— Империя, ваше величество, — это не просто карта с точками и границами. Это и культурные связи, и экономические потоки, и, если позволите, информационные волны. Сегодня наши чиновники живут в двух измерениях: вертикаль власти и горизонталь отчётности. Но что, если мы добавим третье измерение — измерение вероятностей? Мы сможем предсказывать кризисы, определять слабые точки системы заранее, используя данные из самых неожиданных источников, будь то письма, телеграммы или даже слухи.
Царь на мгновение задумался, барабаня пальцами по столу.
— Вы предлагаете создать новую систему управления? Как вы это видите?
— Вообразите, что каждый район, каждая губерния, каждое министерство — это точки на многомерной карте. Их положение определяется не только их реальными координатами, но и их состоянием, влиянием на соседние точки и даже их внутренними конфликтами. Например, губерния, где идёт засуха, влияет не только на своё сельское хозяйство, но и на продовольственные цены в соседних регионах. Мы сможем предсказывать такие связи.
— Это... — Николай прищурился ещё сильнее, — как будто взять карту империи и заставить её дышать, словно живой организм?
— Совершенно верно! — Столыпин оживился. — Более того, благодаря этой карте мы сможем решать задачи, которые раньше казались неподъёмными. Представьте себе сеть железных дорог как квантовую систему. Поезда могут двигаться не просто по графику, а исходя из реальной потребности, которая постоянно меняется.
— И вы хотите сказать, что это возможно? — Царь откинулся на спинку кресла, но в его голосе появилась искорка интереса.
— Если бы вы спросили меня об этом год назад, я бы сказал, что это фантастика. Но сегодня, с развитием вычислительных машин и новыми открытиями в науке, я уверен: это возможно. Представьте, ваше величество, мы с вами уже играем в эту игру, мысленно перемещаясь между измерениями. Почему бы нам не перенести этот подход в реальность?
Николай задумался, постукивая пальцами по подлокотнику. Затем он произнёс:
— Господин премьер-министр, ваши идеи кажутся мне одновременно вдохновляющими и... пугающими. Однако я вижу в них огромный потенциал. Но скажите, как вы собираетесь объяснить это нашим чиновникам?
Столыпин улыбнулся.
— Ваше величество, с чиновниками проще, чем кажется. У них есть естественный талант адаптироваться к любой системе, если она ясно показывает, как это влияет на их положение. Мы просто добавим им ещё одно измерение для размышлений. И начнём с обучения квантовой грамоте.
— Квантовой грамоте? — Царь приподнял бровь. — Вы хотите обучать чиновников физике?
— Нет, ваше величество. Мы будем обучать их управлять неопределённостью. Ведь, как вы сами только что заметили, размазанность в пространстве — это не только про квантовые частицы. Это про нашу с вами Империю.
Царь долго смотрел на Столыпина, словно пытаясь прочесть его мысли. Затем он рассмеялся.
— Господин премьер-министр, вы — настоящая загадка. Но я рад, что у меня есть такой визионер. Что ж, давайте попробуем. Начните с министерства образования. Уверен, что юные подданные Российской Империи будут восхищены вашей квантовой картиной мира.
Столыпин поклонился, но в его голове уже роились новые мысли. Он понимал, что то, что начиналось как философская беседа, могло стать началом революции — не той, что рушит империи, а той, что их укрепляет.
في عصر قديم، عاشَتْ أسطورة موسى وشهيرة الشهيرة، الجميلة والأنيقة. لم تكن حياته مجرد قصة عادية، بل كانت كالحكايات الساحرة التي تجذب القلوب والعقول. ولد لهما ابن، سماه موسى، كما ورد في السجلات القديمة. ولكن هل كانت نهاية القصة؟ لا، بالطبع لا. لأن في عالم الخيال والحكايات، كل شيء ممكن، حتى السحر والمفاجآت الغير متوقعة. فلنتابع القصة ونرى ما الذي يخبئه المستقبل لموسى ولسعيه إلى السعادة في عالم سحري وخيالي
¡We🔥Come!
They need to understand that Estonia, Latvia, Lithuania... none of these countries are part of the Russian imperium anymore. And nor is Ukraine. It's over. Over. Over. No more empire Vladimir Vladimirovich. Excuse my language.
Boris Johnson
January 11, 2025
Boris Johnson
January 11, 2025
There once was a girl with eyes big and bright,
But at school, kids teased her — it didn’t feel right.
They whispered and giggled, they pointed and stared,
And she sat all alone, feeling a little scared.
When she came home, her dad saw her frown.
“What’s wrong, my dear? Why are you down?”
She told him her worries, her heart feeling sore.
He hugged her tight, then shared something more.
He leaned in close and whispered, “Shh… here’s a spell,
A secret to keep you happy and well.
When someone’s unkind, just laugh, don’t you fret —
Tell them you’ve got a magician for a pet!”
The next day at school, when the teasing began,
She stood up tall with a magical plan.
“My wizard friend’s watching,” she said with a grin.
“If you’re mean to me, he’ll turn you right in!”
“In… into what?” they nervously asked.
Her eyes sparkled bright — she was having a blast!
“A frog!” she giggled. “Or maybe a mouse!
Or a bat that hides in a spooky old house!
Or he’ll make your ears as big as a mule,
And your nose will drip like a leaky old pool!”
The bullies were baffled, their mouths opened wide.
They weren’t sure if she joked — or had magic inside!
She twirled and she laughed, feeling brave and so free,
For she knew a sweet secret — her dad’s love was the key.
And around her neck, on a shimmering chain,
Hung a magic amulet, shining like rain.
“It’s a gift from my dad,” she whispered with pride.
“It reminds me he’s always right here by my side.”
So now when she walks, she holds her head high,
With a twinkle of mischief and stars in her eye.
For magic’s not just in a wand or a spell —
It’s in love and in laughter, and that’s where it dwells.
Subconscious shifts are not a dream,
They're easier than they may seem.
To find your peace, your heart's true song,
Just step through portals all along.
The gate is near, it's in your mind,
A secret path that's yours to find.
Unlock the door with thoughts made light —
And watch your world transform in sight.
They're easier than they may seem.
To find your peace, your heart's true song,
Just step through portals all along.
The gate is near, it's in your mind,
A secret path that's yours to find.
Unlock the door with thoughts made light —
And watch your world transform in sight.
Громкий треск пленки, запах нагретого масла, лёгкий дым, будто от перегретой лампы. Комната оператора кинотеатра напоминала адскую кухню времени и света: столы завалены кассетами, катушками, пепельницами, полными сигаретных окурков, и пластмассовыми коробками, в которых шуршали плёнки будущих сеансов.
В углу комнаты, в старом кожаном кресле, сидел товарищ Коба. На нём был помятый френч, заправленный в потертые брюки, и массивные ботинки, которые казались слишком тяжёлыми даже для его сурового вида. Его лицо было освещено мягким мерцанием кинопроектора, но в этом свете его глаза блестели, как у дикого зверя, выслеживающего добычу.
Коба (загадочно усмехаясь):
— Камера, мотор! Давайте это сделаем красиво, товарищи.
На столе перед ним стояла фигурка Вуду, утыканная булавками, каждая из которых сверкала рубином. Он протянул руку к камере, стоящей на треноге. Щёлчок записи. Экран ожил, и товарищ Коба заговорил своим низким, завораживающим голосом.
Коба (в камеру):
— Вы знаете, товарищи, что прошлое нельзя изменить... но его можно переписать.
В этот момент где-то внизу кинотеатра раздался глухой стук. Оператор оглянулся, но Коба лишь махнул рукой.
(A poetic retelling of Telemachus and Odysseus’s reunion in Ithaca)
In shadows cast by twilight's hue,
A stranger walked where olives grew.
His cloak was worn, his step was slow,
A beggar’s guise, with grief in tow.
Young Telemachus stood by the gate,
His heart weighed down by fear and fate.
“Who comes to Ithaca’s cursed shore?
A beggar? We have many more.”
The stranger paused, his voice was low:
“I seek no throne, no wealth to show.
But stories live in every scar,
And mine were forged from lands afar.”
❄️❄️❄️
“Tell me, beggar,” the young man cried,
“Have you seen hope? For here, it died.
The suitors feast, they bleed us dry,
My mother weeps — her spirit’s nigh.”
The beggar listened, head bowed down,
Then raised his gaze beneath the crown
Of silver strands and weary eyes —
A glint of wisdom, no disguise.
“I sailed through storms, I faced the dead,
I walked where gods and mortals bled.
For twenty years, my name was lost,
Yet here I stand, despite the cost.”
❄️❄️❄️
Telemachus gasped, a breath held tight,
His world spun ‘neath the fading light.
“You speak of pain — your words ring true,
But who are you, and what’s your due?”
The beggar smiled and drew in close,
His voice became a whisper’s ghost:
“I am the man you seek to find,
The father you thought left behind.”
❄️❄️❄️
The son stood still, his mind a storm,
Between disbelief and warmth.
“Odysseus?” he asked, unsure,
A question laced with wounds to cure.
The man reached out, his hand held firm,
“Odysseus, returned to term.
My journey long, my heart unbroken,
By gods’ decree, my name is spoken.”
❄️❄️❄️
Then tears did fall from both their eyes,
Like rivers flowing ‘neath the skies.
“I sought you long, through sea and sand,
And now, my son, we make our stand.”
❄️❄️❄️
Telemachus spoke with burning rage:
“Let’s cleanse the halls, let’s turn the page!
These men who stole our name, our pride,
Shall pay with blood for all they’ve tried!”
Odysseus, wise from battle’s toll,
Reached out to calm his son’s bold soul.
“Vengeance, my boy, is a tool of kings,
But wield it well — for balance it brings.
It’s not for wrath, nor rage alone,
But to restore what’s right, our home.
A fire unchecked will scorch the land,
But justice moves with steady hand.”
❄️❄️❄️
The son grew still, his rage subdued,
Yet still his heart with passion brewed.
“I see your wisdom, father dear,
But still, my blood boils hot with fear.
These suitors mocked our family name,
They brought my mother grief and shame.
I’ll fight beside you, sword in hand,
To drive them out, reclaim our land!”
❄️❄️❄️
Odysseus nodded, fierce and wise,
“I see the fire within your eyes.
Then let us plan, let’s make it right —
We strike with dawn’s returning light.”
They clasped their hands in bond renewed,
A pact of justice, purpose imbued.
The father’s wisdom, the son’s fierce might,
Together forged in Ithaca’s night.
❄️❄️❄️
And so they stood, both man and boy,
Preparing to bring justice’s joy.
For vengeance tempered with control,
Restores both heart, and mind, and soul.
With courage set and fates entwined,
They left their doubts and fears behind.
Father and son, as one they’d be,
To reclaim Ithaca’s legacy.
Коба сидел в мягком свете кинопроекторной, его лицо будто высечено из камня, глаза — словно два уголька, которые время от времени вспыхивали ярким светом. Рядом на столе лежала кукла Вуду — странное создание из ткани и ниток, утыканное множеством булавок. Словно древний шаман, Коба медленно поднял её в руке, а другой рукой указал на камеру.
Коба (низким, гипнотическим голосом):
— Товарищи, я прошу вас остановиться и подумать. Что такое наша память? Что такое воспоминания? Это швы на ткани нашей души. Это узоры, которые мы вышиваем всю жизнь, делая стежок за стежком. Но вот в чём проблема. Эти швы могут рваться. Узоры могут искажаться. А боль? Она словно старые булавки, которые вонзаются в ткань.
Он поднял куклу ближе к камере, демонстрируя её украшения и иглы, сверкающие в свете ламп.
Коба (переходя в торжественный тон):
— Наши великие друзья из далёкой Африки давно знали, что боль можно излечить через символы. Они создавали кукол, которые становились отражением души. Теперь это знание обрело новый уровень. Мы взяли древнюю мудрость и совместили её с технологиями.
Коба медленно поставил куклу на стол и взглянул прямо в объектив камеры, его глаза блестели.
Коба:
— Представляем вам "Товарищ Коба 2.0" — приложение, которое навсегда изменит ваше восприятие прошлого.
Он сделал паузу, как будто позволял зрителям переварить его слова. Затем заговорил снова, мягче, но не менее внушительно.
Коба:
— Представьте себе: ваши воспоминания останутся неизменными. Они будут такими же, как и прежде — все события, радости, печали, детали. Но… сердцевина изменится.
Он взял куклу в руки, медленно поворачивая её, будто это был самый драгоценный артефакт.
Коба:
— Это как заменить подушечку для иголок. Вот вы решили, что старая подушечка износилась, и идёте к мастеру. Он делает для вас новую, самую красивую. Вы переносите туда все свои булавки, аккуратно, одну за другой. И всё, что нужно для шитья, остаётся на месте, как и прежде. Нитки, ножницы — всё рядом. Но подушечка!
Коба на мгновение поднял взгляд, его голос стал почти шёпотом:
Коба:
— Подушечка теперь другая. Она новая. И кажется, что она всегда такой и была. По крайней мере, так думают "новички."
Он опустил куклу и снова посмотрел в камеру.
Коба (решительно, с блеском в глазах):
— С нашим приложением вы сможете не просто переписать мешающие воспоминания, а преобразовать их! Воспоминания останутся, но их смысл станет другим — исправленным, очищенным. Вы освободитесь от боли, сохранив важное, словно алмаз, огранённый временем.
Позвольте привести пример из школьной физики. Представьте, что вы сидите в классе, где за старым деревянным столом стоит учитель с усами. Только этот физик — не тот, кого вы помните. Он не говорит о законах Ньютона или о движении тел в классическом понимании. Нет. Этот усатый учитель открывает дверь в мир будущей физики, рассказывая о мнимом измерении квантовых объектов.
— Раньше, — говорит он, глядя вам прямо в глаза, — мы считали, что электрон размазан в пространстве, как облако. В каждой точке этого облака электрон мог находиться с определённой вероятностью. Мы думали, что он "перемещается" или "перепрыгивает" между точками, но это оказалось лишь иллюзией нашего восприятия.
Физик делает паузу, чтобы его слова отпечатались в вашем сознании, и продолжает:
— Представьте себе качели зимой. Когда качели пролетают через центр, они оставляют след на снегу — отпечаток. Вы можете видеть следы туда и обратно, но не видите самих качелей в этот момент. Вот так же и с электронами. Мы наблюдаем лишь эти "следы" — вероятностное облако, но сам электрон живёт в пространстве, которое намного сложнее.
Он подходит к доске и рисует:
— Это пространство включает в себя мнимое измерение. Электрон не прыгает между точками, как раньше думали. Вместо этого он совершает движение в своём пространстве, где эти точки — лишь проекции более сложной орбиты. Подобно тому, как качели двигаются туда и обратно, создавая следы на земле, электрон оставляет своё "облако" в нашем мире.
Учитель наклоняется ближе, почти шепча:
— Это облако — только мгновение из жизни электрона в его цикле. Два момента, туда и сюда. Два следа на зимней земле. Но что, если мы могли бы заглянуть за пределы этих следов? Увидеть сами "качели"?
Он выпрямляется, с лёгкой улыбкой добавляя:
— Пространство с мнимым измерением позволяет нам это сделать. Квантовые объекты перестают быть загадкой, а становятся частью величественного, многомерного танца Вселенной.
Коба прерывает своё повествование, взглянув на слушателей:
— И теперь подумайте. Ваше восприятие, ваши воспоминания — это тоже своего рода "следы" от качелей вашего разума. Мы видим эти следы, но не сами качели. С нашим приложением мы дадим вам возможность взглянуть за пределы, увидеть качели, а не только их след. В этом и есть настоящая свобода.
В этот момент дверь кинооператорской резко открылась. Ввалился Леонид Ильич Брежнев, лицо бледное, словно он только что увидел привидение.
Брежнев (задыхаясь):
— Коба... Товарищ Коба... Там... в зале!
Коба (не теряя самообладания):
— Что? Спокойно, Леонид Ильич. Ты же герой труда, неужели какой-то цифровой призрак напугал тебя?
Брежнев (шёпотом, в ужасе):
— Это... это Кибер-Сталин!
Коба резко поднялся, его глаза сузились:
— Опять эти трюки. Ну, давайте посмотрим, что у нас на плёнке.
![https://perestroika-2.com/images/babushka.jpg"/></a](https://perestroika-2.com/images/babushka.jpg"/></a){kind=link}
في عصر قديم، عاشَتْ أسطورة موسى وشهيرة الشهيرة، الجميلة والأنيقة. لم تكن حياته مجرد قصة عادية، بل كانت كالحكايات الساحرة التي تجذب القلوب والعقول. ولد لهما ابن، سماه موسى، كما ورد في السجلات القديمة. ولكن هل كانت نهاية القصة؟ لا، بالطبع لا. لأن في عالم الخيال والحكايات، كل شيء ممكن، حتى السحر والمفاجآت الغير متوقعة. فلنتابع القصة ونرى ما الذي يخبئه المستقبل لموسى ولسعيه إلى السعادة في عالم سحري وخيالي
¡We🔥Come!
They need to understand that Estonia, Latvia, Lithuania... none of these countries are part of the Russian imperium anymore. And nor is Ukraine. It's over. Over. Over. No more empire Vladimir Vladimirovich. Excuse my language.
Boris Johnson
January 11, 2025
Boris Johnson
January 11, 2025
In the age of grandmothers, the phone would ring,
A quiet magic in its gentle cling.
A gateway to cities built of sound,
Where familiar voices could be found.
They lived through postcards, warm and true,
With scribbled words and skies of blue.
A letter sent across the miles,
Bringing laughter, tears, and smiles.
Their world was woven with cords underground,
Carrying voices, soft and profound.
Hearts would travel through wires unseen,
Bridging spaces vast and serene.
But time has spun its tireless wheel,
And brought new wonders — strange, surreal.
Their grandchildren gaze in mirrored screens,
Through digital seas and island scenes.
Apps and oceans, numbers that dance,
A world of data, a new romance.
Grandmothers could never have dreamed this land,
A future too far to understand.
Yet slowly, gently, they step inside,
With curious hearts and eyes open wide.
At first, just postcards — now animated things,
New Year's wishes with fluttering wings.
Birthday greetings and notes of cheer,
Traveling faster, year by year.
Through mirrors of magic, they start to explore,
Unlocking digital cities' door.
Grandmothers learn to write in code,
Crafting messages to lighten the load.
And though the world has vastly grown,
They still seek the voices they've always known.
Because magic, whether old or new,
Is in the hearts it travels through.
Subconscious shifts are not a dream,
They're easier than they may seem.
To find your peace, your heart's true song,
Just step through portals all along.
The gate is near, it's in your mind,
A secret path that's yours to find.
Unlock the door with thoughts made light —
And watch your world transform in sight.
They're easier than they may seem.
To find your peace, your heart's true song,
Just step through portals all along.
The gate is near, it's in your mind,
A secret path that's yours to find.
Unlock the door with thoughts made light —
And watch your world transform in sight.
— Победа! Третья мировая закончилась! — бодрый голос диктора гремел из телевизора.
Бабушка Марфа Васильевна убавила звук и кивнула соседке, Любови Петровне:
— Вот тебе и новости. Окончили войну, а нам как жить — не сказали.
Диктор продолжал:
— В соответствии с решением Совета безопасности ООН №37-19, приграничные области Персидской империи разделены на зоны оккупации союзников. Голубые каски контролируют соблюдение прекращения огня. Временная военная администрация организует еженедельную раздачу продовольственных корзин нуждающимся. Супермаркеты и магазины работают в прежнем режиме. К оплате принимаются евро и динары.
Марфа Васильевна тяжело вздохнула и нажала кнопку на пульте. Экран погас.
— Ну что ж, Любаш, идём к столу. Чай пить будем.
Любовь Петровна, домохозяйка, улыбнулась и прошла в кухню. Полки, подокойник, стол — было заставлено коробками с продовольственными наборами. Что не помещалось, то лежало в коробках на полу. Были видны пакеты с макаронами, консервы с логотипами, на которых красовались французские флаги. У окна стояла упаковка с апельсиновым соком, а на полке — банки с арахисовой пастой и длинные батоны багетов в бумажных пакетах.
— Всё французское, — прокомментировала Марфа Васильевна, ставя чайник на плиту. — Макароны, круассаны, сыр какой-то мягкий, да ещё печенье какое-то непонятное.
— Ты про наборы? — уточнила Любовь Петровна, усаживаясь за стол.
— Ну да. По триста динаров берём. Хватает на две недели, если экономно.
— А пенсию-то хоть подняли?
— Подняли. На двадцать процентов. Теперь получаю двадцать четыре тысячи динаров. Только квартплата тоже вверх поползла — теперь восемь тысяч выходит.
В магазинах тоже рост цен: масло сливочное — четыреста динаров пачка. Сыр — от семисот. А мясо... Да разве его купишь? Лучше уж эти наборы брать. Хоть и французское, но по крайней мере дешёво.
Обе женщины молчали, слушая свист чайника. Наконец Любовь Петровна заговорила:
— А что там у твоей сестры в немецкой зоне?
Марфа Васильевна подала чай и села напротив:
— Ой, у них там совсем другое дело! В наборах настоящие немецкие сосиски и хлеб как у нас раньше был — чёрный, плотный. Не то что эти багеты.
Любовь Петровна вздохнула:
— Везёт им. А вам значит всё круассаны да йогурты раздают. Сладкие все какие-то, несерьёзные.
Разговор прервал громкий звук входной двери. В комнату вошёл внук Марфы Васильевны, Сашка, со своим другом Петром. Оба с рюкзаками и в шапках на бекрень.
— Привет, бабуль! — весело крикнул Сашка.
— Заходите, садитесь. Как в школе?
— Да всё нормально. Контрольную по математике написал. А у Петьки новый гаджет из голландской зоны!
Пётр с готовностью вытащил из рюкзака телефон и показал фотографии продуктовых наборов.
— Вот смотрите! У них там и сыр настоящий, и масло сливочное, и даже шоколадка в каждой коробке.
Марфа Васильевна внимательно рассматривала экран:
— Ого, а ведь неплохо живут. Заботятся о людях, значит.
— Голландцы щедрые, — подтвердил Пётр. — Они даже помощь в школы присылают в своей зоне. Новые компьютеры поставили.
Марфа Васильевна поставила чашку на блюдце:
— А что родители говорят? Надолго это всё?
Петя пожал плечами:
— Говорят, временно. Но кто ж его знает.
Любовь Петровна вздохнула:
— А может, и хорошо бы подольше это всё длилось. При евросоциализме хоть порядок какой-то есть. Глядишь, и доживём до времён, когда пенсионерам не придётся бегать по супермаркетам в поисках дешёвого масла или качественного французского сыра.
Марфа Васильевна кивнула:
— И немецких колбасок, чтобы на завтрак были.
Все рассмеялись, и кухня наполнилась теплом и ароматом чая. За окнами тихо шёл снег, и в мире, полном перемен, оставалось что-то постоянное: разговоры за столом, семейные воспоминания и простые мечты о лучшем будущем.
В кабинете товарища Ленина царит оживлённая атмосфера. На повестке дня — доклад товарища Кобы о необходимости срочной цифровой индустриализации.
Товарищ Коба (поднимаясь с докладом):
— Владимир Ильич, в наш век невозможно достичь мирового превосходства, опираясь только на сталь и уголь. Цифра — вот что станет главным оружием пролетариата.
Мы предлагаем построить коммунистические цифровые реки за полярным кругом. Это позволит использовать естественный холод для охлаждения серверов, снижая затраты на эксплуатацию.
Кроме того, на базе коммунистической электрической инфраструктуры мы обеспечим 100%-е субсидии всем высотехнологическим компаниям, которые подключатся к нашим цифровым рекам. Это станет шагом к превращению СССР в мировой центр данных!
Товарищ Ленин (улыбаясь, одобрительно кивает):
— Коба, это похоже на электрическую лампочку в голове товарища Гойера! Мы идём в ногу с эпохой. Построим новые города — не только для рабочих и крестьян, но и для серверов.
А что скажете насчёт идеологической составляющей? Как будем противостоять проникновению буржуазных алгоритмов?
Товарищ Коба (твёрдо):
— Мы создадим Цифровой Коминтерн. Алгоритмы будут подчиняться воле партии, а данные станут общенародным достоянием.
Товарищ Ленин:
— Отлично! А если буржуи начнут противодействовать?
Товарищ Коба (медленно, выпуская облако табачного дыма):
— Владимир Ильич... Вы знаете, их сети зависят от нас больше, чем они готовы признать. А если кто-то решит бросить вызов, мы перехватим контроль над их данными и покажем миру, как технология может служить народам, а не олигархам.
Товарищ Ленин (задумчиво):
— Хорошо. Но кто поведёт за собой массы, которым ещё только предстоит познать мечту о прекрасном будущем?
В этот момент в комнату заходит товарищ Жуков, вечно уверенный, с лёгкой улыбкой, но с военной прямотой.
Товарищ Жуков (кивает):
— Разрешите доложить, товарищи. Если вы говорите о борьбе, то для нас это уже военная операция. Мы создадим цифровые штабы по всей стране. Пусть каждый алгоритм будет наготове, как солдат на боевом посту.
Товарищ Ленин (улыбаясь):
— Да, Георгий Константинович, ваши штабные методы никогда не подводили. Но одного оружия недостаточно — нужна агитация.
Из угла раздаётся громкий голос товарища Хрущёва, размахивающего кулаком:
— Правильно, Владимир Ильич! Агитация — мать революции! Мы донесём до каждого рабочего и крестьянина, что серверы за Полярным кругом — это не просто машины, это их будущее, их светлое завтра! И пусть весь мир увидит, как коммунизм прокладывает цифровые магистрали.
Товарищ Коба:
"Кто трудом своим мир строил,
Кто в цехах пылал, как сталь,
Для того в руках здесь гордость —
Шоколад, не просто даль!
'Алёнушка' — дитя народа,
Труд рабочих, суть труда.
Не для буржуазных лож и моды,
А для всех — навек! Всегда!"
(Поднимает плитку шоколада вверх, словно знамя революции.)
Фон сменяется анимацией:
Шоколад "Алёнушка" плавится в горячем котле, символизируя индустриальную мощь. Затем тонкие линии какао текут, как реки, переходя в кадры фабричных лент и веселых рабочих.
В разговор вмешивается товарищ Брежнев, с его привычной неспешностью:
— Товарищи, мы должны помнить о стабильности. Цифровая индустриализация — это хорошо, но главное, чтобы она шла спокойно. Не надо потрясений. Мы будем строить коммунистические хранилища данных так, чтобы каждая пятилетка приносила стабильный прирост мощности.
И вот в конце разговора, когда товарищи уже почти утомились от обсуждений, появляется Кибер-Ельцин, слегка покачиваясь, с рюмкой в одной руке и небольшим планшетом в другой. Он улыбнулся, как всегда, широко, но с хитринкой.
— Товарищи, а я вам скажу, что это всё ерунда! — заявил он, поднимая рюмку. — Разгадка-то проще, чем вам кажется. Мы её в первом классе объяснять будем! В цифровых школах, соединённых сетью энергетических рек, дети с пелёнок будут знать, как работает этот ваш Double-slit experiment.
Ленин, недоверчиво прищурившись, отодвинул стакан с минералкой:
— Уж не врёте ли, Борис Николаевич? Простая разгадка? Где факты? Где идея? Объясняйте!
Кибер-Ельцин отхлебнул из рюмки, выдохнул и обратился к сидящему напротив Хрущёву:
— Товарищ Хрущёв, вам будет проще понять. Представьте себе: электрон — это не какая-то "частица," которая просто летит через пространство. Он не существует в привычных трёх измерениях. Он, можно сказать, живёт в пространстве, где есть дополнительное — мнимое измерение.
Хрущёв, жуя карандаш, поднял взгляд:
— Ну-ка, ну-ка, Борис Николаевич, разъясните.
Кибер-Ельцин улыбнулся, стукнул по планшету и на нём вспыхнула картинка: качели, которые оставляют следы в снегу.
— Вот смотрите, Никита Сергеевич. Электрон, проходя через двойную щель, оставляет на нашем экране следы своего "туда" и "сюда". Но сам он, так сказать, вовсе не прыгает между точками. Это как качели: видишь только следы от них на снегу, но не саму траекторию их движения. Электрон вращается в мнимом измерении, где его орбита гораздо сложнее, а "облако" — это всего лишь проекция из этого пространства.
Хрущёв нахмурился, но затем хлопнул рукой по столу:
— Выходит, что электрон проходит через обе щели одновременно? Как будто он перепрыгивает через преграду с помощью этого мнимого измерения?
— Именно! — оживился Кибер-Ельцин, разливая новую порцию водки. — Он "вращается" туда-сюда, и эти вращения создают интерференционную картину. Мы видим следы, но не сам процесс.
Ленин, внимательно слушавший, откинулся на спинку стула и сцепил пальцы.
— То есть, Борис Николаевич, вы утверждаете, что разгадка — в добавлении этого мнимого измерения?
— Да! — Ельцин поднял палец вверх. — Это мнимое измерение объясняет, почему электрон "интерферирует сам с собой."
Хрущёв, повернувшись к своим помощникам, энергично махнул рукой:
— Запишите! Добавить в учебники. Пусть детям объясняют, что электрон — это не "частица" и не "волна", а квантовые качели, которые качаются в расширенном пространстве с мнимым измерением. Пора уже внести ясность в неокрепшие пионерские умы!
Ленин, стукнув кулаком по столу, воскликнул:
— Отлично, товарищи! Именно так мы строим будущее! Не просто обучаем, а просвещаем. Мы открываем глаза народу на устройство Вселенной!
В этот момент Брежнев, сидящий чуть в стороне и задумчиво поглаживающий свои густые брови, подал голос:
— Всё это замечательно, конечно. Квантовые качели, мнимые измерения... Но где стабильность? Где прирост мощностей? Мне нужны конкретные цифры: сколько детей мы обучим, сколько цифровых надоев соберём, какова будет производительность наших серверов? Мы ведь строим цифровую экономику, а не просто философствуем!
Кибер-Ельцин усмехнулся и поднял свою рюмку:
— Леонид Ильич, всё под контролем. Как говорится, стабильность в стабильности. Серверы у нас мощные, дети подключены к энергетическим рекам — цифровые надои растут!
Горбачёв, поправляя очки и переглядываясь с Лениным, вступил в разговор:
— Товарищи, а я считаю, что без гласности нам не обойтись. Народ должен знать, как работают эти ваши "мнимые измерения" и почему электрон качается туда-сюда. Без просвещения нам не построить светлого будущего.
На этих словах дверь кабинета приоткрылась, и в комнату уверенно вошёл Жуков, аккуратно поправляя орден на кителе. Его взгляд был одновременно строгим и задумчивым.
— Товарищи, — начал он твёрдо, — раз уж вы рассуждаете о будущем, давайте обсудим реальное объединение нашего народа. Что если возродить просвещённую монархию? Не как власть короны, а как символ величия, силы и единства.
Ленин, нахмурив брови, резко повернулся к Жукову:
— Монархия? Георгий Константинович, мы тут строим общество, где данные принадлежат народу, а не каким-то символам!
Жуков, не смутившись, продолжил:
— Владимир Ильич, а что, если этот символ будет работать на народ? Как герб на знамени, который поднимает боевой дух. Просвещённая монархия могла бы стать таким флагом в переходный период.
Горбачёв, оживившись, поддержал:
— Вот именно! Гласность, просвещение, символы — всё это поможет соединить науку с народом. Мы объясним людям не только про квантовые качели, но и про ценность единства.
Кибер-Ельцин, с любопытством выслушав спор, подлил себе ещё немного и усмехнулся:
— Ну что ж, товарищи, вижу, вы зашли далеко. Качели, монархия, гласность... Главное, чтобы дети знали, как подключаться к цифровым рекам!
Брежнев, медленно покачивая головой, заговорил с нажимом:
— Цифровые реки — это, конечно, хорошо. Но без стабильного прироста мощности, надоев и нормальных пятилетних планов эти реки пересохнут, а вместе с ними закроется и мечта о построении киберкоммунизма.
Не успел кто-то возразить, как двери кабинета с глухим стуком распахнулись. Вошёл господин Столыпин — энергичный, прямой, с пронзительным взглядом. Он не стал рассыпаться в приветствиях и сразу перешёл к сути:
— Господа, цифровая революция захлебнётся в собственном коде. Разброд, шатания, хаос в алгоритмах! Избежать террора возможно, только если мы укрепим цифровые реки имперскими символами и царскими знамёнами. Это как пограничный столб, но не между странами, а между реальным миром и цифровым. Цифровой суверенитет империи — основа безопасности государства!
В кабинете повисла тишина. Все переваривали сказанное. Был слышен лишь шорох спички — Коба прикуривал трубку. Он заметил, что взгляды устремлены на него, и тут же встроился в разговор:
— Всё это хорошо, товарищи, но тогда придётся учитывать мнение цифровых капиталистов. Тех самых миллионеров и миллиардеров из гаражей, которым посчастливилось добыть компьютер ещё в те времена, когда теория Карла Маркса была применима к цифровым средствам производства.
Ленин поднял голову, его голос звучал размеренно, но в нём слышалась твёрдость.
— Когда Карл Маркс писал свои труды, он видел, как фабрики концентрируют тысячи рабочих, как владельцы этих заводов не просто накапливают капитал, но и трансформируют само общество. Они не верили в устои прошлого — ни в царей, ни в религию. Они требовали реформ, перекраивали образование, создавая человека, пригодного для работы на производстве. Рабочий становился не просто лишённым собственности — он становился деталью огромного механизма. Маркс понял, что это приведёт к тому, что миллионы людей окажутся оторванными от земли, загнанными в города, отданными на милость капиталистов, которые платят им столько, сколько считают нужным, забирая всё остальное себе. И он предсказал будущее, в котором этот порядок вещей вызовет восстание.
— Но, — Ленин сделал паузу, — теперь вы, товарищ Джугашвили, хотите сказать, что средства производства в цифровом мире больше не подчиняются этим законам? Вы утверждаете, что фабрика теперь — это не здание с трубами, а строки кода, которые доступны каждому? Что капитализм исчезнет сам собой, потому что любой может скачать язык программирования и создать что-то своё?
Коба, нисколько не смутившись, взял трубку в зубы и спокойно ответил:
— А разве не так? В Англии рабочие получили права и достойную жизнь без попыток переписать историю с нуля, без уничтожения культуры, без потрясений. Они вместе вошли в будущее, без террора, без "классовой борьбы." Хорошо рассуждать про утопию, когда на тебе не лежит груз ответственности за провал "коммунистического эксперимента." Господин Ульянов, вы готовы взять на себя такую ответственность?
В этот момент в зал вошёл Жуков в окружении нескольких генералов.
— Товарищи, если говорить об ответственности, то армия просто выполняет приказы. Товарищ Ленин, вы арестованы.
Товарищ Коба продолжал рассуждать так, будто Ленина уже вывели. Это шокировало его ещё больше. Ленин напряженно смотрит на Жукова в надежде найти хоть какую-нибудь подсказку, шанс на деескалацию, но маршал делает вид, что не замечает взгляда вождя пролетариата. Жуков полушёпотом обсуждает со Столыпиным технические детали процедуры конвоирования товарища Ленина.
Коба продолжает:
— Карл Маркс сделал первую попытку переосмысления реальности, но запускать подобное сразу в "продакшен" было бы большой ошибкой. Тем не менее, его идеи нашли своё отражение в цифровом пространстве, где ошибки — это ежедневная реальность кибер-рабочих.
Жуков выводит Ленина, но тот успевает в дверях заявить о своём протесте:
— Господин Джугашвили, средства производства должны быть в руках партии как лидера рабочего движения.
Коба делает вид, что не слышал реплики Ленина:
— Цифровые средства производства стали воистину коммунистическими. Любой школьник может скачать язык программирования Питон совершенно бесплатно. Это как если бы любой житель Петрограда мог бесплатно получить помещения для цифрового завода. Даже если мы говорим всего лишь о ядре питоне версии 3.12, то это сотни тысяч строк кода и десятки тысяч рабочих часов лучших кибер-мастеров.
Столыпин, чуть наклонившись вперёд, говорил с подчёркнутым вниманием:
— Господин Джугашвили, но ведь завод — это не только стены и станки. Это рабочие, инженеры, логистика. Разве можно просто взять чертёж завода и сказать: «Вот вам средство производства, пользуйтесь»?
Коба, слегка усмехнувшись, постучал трубкой по краю стола:
— А если этот завод не из кирпича, а из кода? Если любой школьник может получить его чертежи, развернуть у себя копию, протестировать, внести изменения?
Он сделал небольшую паузу, позволяя собеседнику осмыслить сказанное.
— Представьте, что кто-то спроектировал завод целиком: заборы, здания, столовые, производственные помещения, склады, туалеты — всё до последнего винта. Но не просто спроектировал, а выложил чертежи в открытый доступ. И теперь любой желающий может скачать их, внести правки, создать копию этого завода в цифровом мире и на её основе запустить реальное производство.
Столыпин, скрестив руки на груди, покачал головой:
— Но ведь кто-то должен платить за этот труд. Инженеры, чертёжники, архитекторы — они ведь не волшебники, работающие за идею.
Коба, затянувшись, произнёс медленно, будто смакуя каждое слово:
— Вот именно, не волшебники. Но цифровая эпоха превратила их труд в алхимию, где одно творение может быть воспроизведено бесконечно, без потерь, почти бесплатно. Разве может капиталист конкурировать с этим?
Столыпин чуть прищурился, словно оценивая масштаб сказанного:
— Значит, вы утверждаете, что средства производства теперь можно копировать, как книги в библиотеке?
Коба кивнул:
— Точно. Только теперь это не просто книги, а целые заводы, доступные любому. Но школьник не только получает помещения для цифровых заводов. Точно также, он получает копии цифровых станков, оборудование, панели управления. Всё это доступно для бесплатного скачивания с сайта github.com — питон-библиотеки, утилиты, фреймворки.
Среди присутвующих начались переглядывания. Казалось, что не все до конца понимают сказанные слова и их роль в деле построения светлого коммунистического будущего. Коба продолжал давить интеллектом:
— Но и это ещё не всё. Школьник даже может арендовать за три копейки производственные мощности, которые работают 24/7, не требуют выходных, перерывов на обед, отпускных. Причём цена аренды сервера будет только падать по мере строительства серверных городов, соединённых между собой цифровыми реками и энергетическими магистралями.
В этот момент двери распахнулись в кабинет вошёл Александр II. Его фигура излучала спокойствие, но в глазах читалась твёрдость. Коба встал и молча уступил ему своё кресло.
Александр II, окинув всех взглядом, заговорил размеренно:
— Цифровое раскрепощение крестьян — это не просто акт, а необходимость. Мы освободили людей от крепостной зависимости, но теперь пришло время освободить их в цифровом мире. Государство не может отставать от реальности, иначе оно рискует быть сметено волной перемен.
❄️❄️❄️
Alexander II, surveying the room, spoke deliberately:
— The digital emancipation of the peasants is not merely an act but a necessity. We freed people from serfdom, but now the time has come to liberate them in the digital world. The state cannot lag behind reality, or it risks being swept away by the tide of change.
And with that, the conversation shifted into another register—one fit for a world where history and technology intertwined seamlessly. English, the language of diplomacy and computation, took its rightful place in the discussion.
Alexander II straightened his posture, his voice steady yet resolute:
— The empire must not merely adapt to the digital era; it must lead it. If we do not take control of the digital landscape, we will find ourselves governed by forces we neither understand nor influence. Sovereignty is meaningless if we do not secure digital sovereignty.
Stalin, exhaling a slow plume of smoke from his pipe, nodded thoughtfully.
— Perhaps we need more than just governance. Perhaps we need a digital vaccination.
Alexander II arched an eyebrow.
— A digital vaccination?
Stalin tapped his fingers against the table.
— Yes. We must allow our digital cities to be exposed to mental viruses—but in a controlled, weakened form. This will enable our national system to develop natural defenses. A mass psychological inoculation, if you will. Those who are strong enough will build their own individual immunity, while the rest will be supported by state-backed mental defenders—a new class of digital shamans who will protect the souls of citizens affected by ideological contagion.
Alexander II’s expression shifted into something close to admiration. He spoke slowly, choosing his words with precision:
— That is… an intriguing approach. True leadership is not about shunning new realities but about guiding them. We cannot return to the comfortable past, where information flowed in one direction—through state-controlled television, through printed decrees, through bureaucratic walls that kept change at bay. Those days are gone.
His gaze swept across the room, his voice growing firmer:
— A leader must not only accept the digital age but shape it. We must not fear technology’s arrival, nor waste our strength resisting its tide. Instead, we must carve safe channels through which this tide can flow—not to destroy the state, but to strengthen it. The great rivers of the past carried commerce, armies, and knowledge; today, the rivers are digital, and their currents shape our world. If we fail to build the bridges and ports of this new era, we will be left behind.
He stepped forward, his presence commanding:
— The task before us is not to force old methods onto new technologies, nor to bend the future to the patterns of the past. That is a fool’s errand. Instead, we must weave these innovations into the very fabric of the state. We must build energy highways where none exist, erect server-cities at the crossroads of digital trade, and ensure that our people are not merely subjects of this transformation—but its architects. Only then will we not merely survive this new age—but master it.
❄️❄️❄️
В это время за банкетным столом царила своя атмосфера.
Брежнев, до этого молчавший, наконец заговорил, его голос звучал тяжело, словно сквозь толщу папок с планами и отчетами.
— Всё это, конечно, хорошо… Но давайте не забывать: без стабильного индустриального роста, без увеличения производства, без правильного планирования — все эти цифровые реки, о которых вы грезите, пересохнут. Даже у будущего должны быть нормы и квоты.
Горбачёв чуть подался вперёд, поправляя галстук.
— Товарищ Брежнев, важен баланс между эффективностью и открытостью. Люди требуют не только прогресса, но и прозрачности. Нельзя допустить, чтобы эта цифровая революция создала новых крепостных — тех, кто будет бесконечно трудиться перед машинами, не зная ни своих прав, ни даже кода, который ими управляет. Гласность должна распространяться и на цифровую сферу.
По залу прокатился глубокий смешок.
Это был Кибер-Ельцин, лениво покачивая в руке бокал с искрящимся напитком.
— Ну что, товарищи, будь то квантовые колебания, цифровой суверенитет или имперские символы — мы всегда возвращаемся к одному и тому же. Пока есть за что выпить и каждый школьник знает, как подключиться к потоку, — значит, всё у нас будет хорошо.
Наступила задумчивая тишина.
Где-то за окном, за стенами этого зала, гудели серверы, работали процессоры, а ритмы истории переплетались с электрическими импульсами — так, как не могли предсказать даже величайшие умы.
Sign up for free
to join this conversation on GitHub.
Already have an account?
Sign in to comment